Помню, как ровно 30 лет назад в этот день я была в Сочи. Рано утром горничная ворвалась в мой номер с криком: «Горбачев свергнут, в Москве переворот». Она знала, что я в то время вела программу «Время» и решила оповестить меня о происходящем. Насчет «переворота в Москве» это было точно подмечено: в Сочи жизнь продолжалась в том же размеренном русле.
Народ купался в теплом море, на набережной ели шашлык, смеялись и обсуждали цены на рынке. Но надо было уезжать в Москву, где был переворот.
Программой «Время», которую я начала вести в июне 1991-го, в то время руководил мудрый опытный телевизионщик Ольвар Варламович Какучая. Он не стал вызывать меня из отпуска. Как потом выяснилось, он «прикрыл» всю молодежь редакции информации. «Им еще жить и работать», — объяснил он уже потом.
На подходе к АСК-3 у Телецентра стояли танки и двойной кордон охраны. Наши менты, знавшие всех ведущих и корреспондентов в лицо, никогда не требовали предъявить удостоверение. А тут потребовали и паспорт, и пропуск. Я прошла и поднялась на 3-й этаж в кабинет главного редактора. По обе стороны от Ольвара Варламовича стояли какие-то люди. То ли охрана, то ли контроль.
События августа 1991 глазами советских и зарубежных СМИ
Ольвар Варламович посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Зачем вы вышли из отпуска, у вас еще неделя по -моему?». Мой отпуск по роковой случайности заканчивался именно 19-го августа, но Ольвар Варламович, видимо, что-то знал или просчитал ход событий. Он явно не хотел меня подставлять. Тогда еще было не понятно, как будут развиваться события и чем все закончится.
Но просчет событий, видимо, подсказал главному редактору какое-то решение. Именно в те дни он отправил молодого ведущего Сергея Медведева снимать Бориса Ельцина на баррикадах у Белого дома. Впоследствии это помогло Сергею сделать головокружительную карьеру: он стал пресс-секретарем президента.
. Люди, стоявшие по обе стороны от Какучая возразили: «Нам сейчас нужны молодые лица, пусть работает». — «Сейчас работают старые опытные дикторы. Молодые не справятся», — ответил Ольвар Варламович.
А потом на телевидении началась чехарда каких-то собраний. Владимир Молчанов, все дни находившийся на баррикадах, с радостью объявил о приходе на ТВ Егора Яковлева. Леонид Петрович Кравченко (кстати, классный профессионал-телевищионщик) уступил свое место демократу-газетчику, который понятия не имел о телевизионной технологии. Да и просидел он недолго, вернувшись в свою «Общую газету».
Меня вызвали на работу, когда все свершилось, и Руцкой уже привез Горбачева из Фороса. Дикторов, заслуженных профессионалов, убрали из эфира; многих почему-то уволили. Программу «Время» начали вести ведущие. Помню, техника не работала, в эфире было полно ляпов и накладок.
Но я запомнила и чувство свободы — тогда ведущим-журналистам разрешено было самим писать тексты и готовить программу «Время». Это было прекрасное время.
. Когда уже после победы демократов в 20-х числах августа я зашла в кабинет главного редактора, то снова увидела рядом с Ольваром Варламовичем двух стоящих рядом людей. Правда, одеты они были не в строгие пиджаки. Но контролировали главного редактора примерно так же, как подручные ГКЧП.
Телевидение после августа 91-го на долгое время оказалось ввергнуто в водоворот политических разборок, собраний, взаимных обвинений. Привычный официозный формат программы «Время» на какое-то время ушел в прошлое. На ТВ наступило время личностей. Ради этого стоило быть журналистом.
Правда, продлилось это не долго, примерно до 93-го года: тогда официоз вновь стал доминировать, и ведущих опять заменили дикторами. Но это уже другая история.
Источник: newizv.ru
Дата. Путч-1991 и Ленинградское ТВ
Путч 1991 случился ещё не в Петербурге, а в Ленинграде. Референдум, точнее опрос о переименовании города в Санкт-Петербург, уже состоялся. Анатолия Собчака уже выбрали мэром. Но официальные бумаги о переименовании Верховный Совет СССР одобрил только в сентябре. Официальные торжества, приуроченные к возвращению городу его имени, прошли тоже в сентябре.
После путча.
Путч был приурочен к мёртвому отпускному сезону.
У многих именно 18 августа заканчивался отпуск. У меня тоже. Так что о военном положении в стране, комендантском часе и прочих прелестях наведения порядка я узнала утром 19-го по радио в машине. В тот дремучий год, когда ни мобильников, ни компьютеров, ни социальных сетей у широких масс и в помине не было, радиоприёмник в машине служил единственным мобильным средством оповещения обо всех важных событиях.
На работу мне надо было только ближе к вечеру — на «обговор», поскольку я стояла в графике ведущих на вторник, 20 августа. Но на всякий случай, как только добралась до дома, сразу позвонила на работу.
Весёлый выпускающий редактор осторожно рассказал о том, что из ГКЧП к ним на улицу Чапыгина уже приходили. Что ещё в 10 утра с обращением к зрителям выступил командующий округом Виктор Самсонов, а в студии с ним сидела комментатор «Факта» Оля Берёзкина. И еще сообщил, что на студию приехал военный цензор, и никто не знает, как с этим быть, и, вообще, как будет с эфиром.
Договорились встретиться вечером на «обговоре», и я позвонила школьной подруге, предложила посмотреть «чрезвычайное положение» своими глазами.
Посмотрели. Собственно, ничего особенного. Первый образ путча: студент в очках, явно философ, в газетном киоске около Кузнечного рынка. Сидит книжку читает, а к витрине с перестроечной прессой тетрадный листок прилеплен, в клеточку. Шариковой ручкой выведен лозунг: «Хунте — нет!».
Такой вот тихий протест.
Отчего-то сразу стало ясно, что все устаканится.
А может, только теперь так кажется? Но и вправду впечатляло: по телевизору грозные слова «про больше трёх не собираться» и «комендантский час», а тут этот ботаник с лозунгом, который всё знает и ничего не боится.
Дошли пешком до Мариинского дворца. На Исаакиевской площади бурлила жизнь. Там я встретила всех бизнесменов (тогда их называли кооператорами), которых знала лично. Все готовились сражаться за свободу и строили баррикады. Один даже свой «жигулёнок» предлагал встроить в сооружение из скамеек и строительных вагончиков.
Поскольку у меня была аккредитация, я прошла в Мариинский дворец. Ненадолго.
Общее впечатление того, что творилось во дворце, — неразбериха.
Милиционеры, проверяющие на входе документы, не нашли у меня в сумке газовый баллончик, дареный бывшим мужем, который тогда ещё переживал за мои безопасность и благополучие. Не нашли баллончик и охранники Ленсовета-Петросовета: а вдруг у меня был умысел на теракт?
Все вокруг бегали возбуждённые и растрёпанные. Почему-то говорили про танки. Впрочем, не почему-то. Дошла весть о танках в Москве. Их отсутствие в Ленинграде казалось странным и не логичным.
Тогда же ещё никто не знал, у ГКЧП всё будет странно и не логично.
Подруга ждала меня снаружи, и я быстро выбралась из дворца. Знаменитую речь Собчака, с которой он, кстати, выступал не с балкона Мариинского, как сейчас часто пишут, а из открытого окна, — слушала на площади. Это было уже во второй половине дня. В речи всё было пламенно — про указ Бориса Ельцина и всё остальное. Но слышно было отвратительно.
«Обговор» следующего информационного дня начался совсем поздно. После того, как Анатолий Собчак, вице-мэр Вячеслав Щербаков, председатель Ленсовета Александр Беляев и председатель Облсовета Юрий Яров выступили в прямом эфире. Я видела, как монтировщики несли в студию дежурные столики для экстренных интервью. А ещё заметила машину цвета хаки во дворе студии.
Что это было, БТР или БМП, — не скажу, но при ней была группка парней в форме. Может, тот самый ОМОН, который якобы выставил к телецентру Собчак, только уж больно они были худенькие.
Заодно выслушала все байки дня. И про то, как телеоператоры вынимали отснятые кассеты из камер, вставляли другие и пытались проникнуть к военному цензору на досмотр. Но цензор отчего-то заперся в кабинете и никому дверь не открывал, даже выпускающему с вёрсткой программы. А ещё про то, как роскошная блондинка и диктор Людмила Пелевина встретила кого-то в военной форме в коридоре студии — парень явно хотел что-то узнать, но не справился с голосом, а она чудесным контральто жалостливо спросила: «Тебе туалет, милок? Так это в конце коридора!»
В общем, военное и чрезвычайное положение было не страшным, а забавным.
С выпускающим договорились, что будем работать по факту: есть митинг на Дворцовой — показываем. Прислал заявление Самсонов — показываем. И как можно больше опросов людей на улицах и всяких политиков — общественных деятелей. Их тогда было чуть не больше, чем сейчас, и все поголовно — говорливые.
Утром 20-го, отправляясь на Чапыгина, я захватила зубную пасту, зубную щётку и дезодорант. Вдруг осада, вдруг не выйти? Я была девушкой начитанной, и в подкорке сидело аудио «Радио Праги»: «Они уже входят в студию, мы прерываем вещание…»
20-е августа отработали на удивление спокойно. Не помню никакого начальства, которое давало бы умные, глупые или нервирующие советы. К цензору уже никто не пытался соваться; по крайней мере, мне об этом неизвестно. Не знаю даже, находился ли он к тому моменту на Чапыгина.
В эфире было всё: митинг на Дворцовой с речами, баррикады на Исаакиевской, раздача газет, пресловутые танки, мнения всевозможных деятелей, сюжет из Мариинского дворца с председателем Ленсовета Беляевым… Всё как положено.
На Дворцовой снимала лично. Было тогда такое ныне устаревшее понятие, как «комментаторский сюжет» — главное событие дня снимает ведущий программы.
Речи, флаги, толпа. Очень впечатляющий митинг, если бы я в принципе любила митинги. Точно помню, что не было никаких автозаков за углом и милицейского усиления. Происшествий тоже не было.
Танки, о которых столько сказано и написано, для нас на видео поймал Михаил Великосельский. Это был самый общий план хвоста какой-то военной колонны, и этот хвост колонны тоже попал в эфир. Куда они шли по шоссе в районе Сиверской? Зачем? Никому не ведомо.
Другого видео танков под Ленинградом я не знаю.
Местный ГКЧП и генерал Самсонов больше с инициативами не выступали, но отдельные лидеры по-прежнему весьма яростно мечтали о твёрдой руке и наведении порядка и охотно делились своими мечтами с журналистами.
Была картинка из Москвы. Тогда 5-й канал получал видеоленту Reuters, причём легально. Так что из Москвы тоже было всё: баррикады у Белого дома, Борис Ельцин на танке, а через день Михаил Горбачёв, спускающийся по трапу самолёта.
21-го я уже просто каталась с микрофоном для сбора мнений всевозможных партийных лидеров и активистов-общественников. Анархисты-демократы, коммунисты-либералы, патриоты-англоманы… У каждого имелось своё мнение. Удивительно, что и 21-го, после всего произошедшего в Москве и после того, как ГКЧП улетел в Крым, попадались деятели, призывающие к арестам и репрессиям.
Для меня всё закончилось первым в моей жизни телемостом. Это было уже в субботу, 24-го. Кто-то в Москве — вот убей бог, не помню, какой канал, — устраивал программу вроде «Путч по горячим следам», и тогдашний начальник информации ЛенТВ, покойный Всеволод Иванович Болгарчук предложил мне его подготовить. Я как раз монтировала материал, когда выяснилось, что кто-то ищет меня, чтобы добиться опровержения. Этот человек прошёл на канал вместе с «Телекурьером».
Очень удивлённая пришла в монтажку «Курьера», куда, стуча элегантной тростью, вскоре явился импозантный товарищ, который 21-го призывал арестовывать и судить чуть не всех поголовно. Я, кстати, по доброте душевной поставила в эфир далеко не самое кровожадное его высказывание. Теперь, три дня спустя, он утверждал, что его исказили и опорочили, требовал правды, опровержения и очищения. Хорошо, у меня сохранился исходник. Тогда кассеты были дефицитом, так что могли и затереть.
Запустили кассету. Он стоял со своей тростью и слушал свои же слова. Там же в монтажке были Наташа Антонова и Владислав Григорьевич Нечаев, второй зам. главного редактора. Отсмотрели запись.
Потом всегда остроумный Нечаев довольно ехидно спросил, какой именно фрагмент этой записи стоит поставить в эфир, чтобы опровергнуть клевету? «Искаженный» журналистами политик ничего не ответил. Помню, как стучала трость этого партийного деятеля, когда он шёл по длинному чапыгинскому коридору на выход.
…А зубная паста и дезодорант, прихваченные на случай осады и долгого пребывания на студии, ещё долго валялись в нижнем ящике моего рабочего стола.
Источник: mozgokratia.ru
Здоровье. Человек. Природа.
Непознанные аспекты религии, астрологии, жизни людей и влияние их на здоровье.
Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного.
Прости меня грешного, Боже, что мало или совсем не молюсь Тебе.
10 мая 2016 г.
Зачем в СССР показывали «Лебединое озеро», если кто-то умирал?
10 ноября вечером в СССР на День советской милиции по телевидению всегда шел концерт звезд советской эстрады. Но в 1982 году концерт отменили. Вместо него на телеэкраны пустили «Лебединое озеро». Простые граждане поняли, что в стране что-то случилось. О смерти Брежнева сказали гораздо позже.
Такое в Советском Союзе затем повторялось не раз.
Почему по телевизору сейчас почти не показывают балет? Этот вопрос мучит многих зрителей старшего поколения, выросших на высококультурных образовательных советских передачах и привыкших к тому, что с голубого экрана зрителю подаётся продукт полезный для ума и развития хорошего вкуса. Сейчас же сплошная коммерциализация телеканалов стала главной причиной того, что балет покинул телевидение (не считая специализированные каналы вроде «Культуры»), а вместо него транслируют боевики, ужастики, сериалы для домохозяек и глупые комедийные шоу.
Старшее поколение помнит давнюю советскую примету: если по телевизору незапланированно начали показывать балет, значит в стране произошло нечто серьёзное. Балет «Лебединое озеро» крутили, когда скончался Леонид Брежнев, а также когда умерли Юрий Андропов и Константин Черненко. Эта же балетная постановка стала «лебединой песней» всему советскому режиму, потому что именно её показывали во время путча 1991 года. Три дня подряд.
Хотя выбор балета мог быть абсолютно случайным, всё же невольно напрашиваются определённые ассоциации: главной темой «Лебединого озера» является тема смерти, а Чайковский дописал инструментальное сопровождение к данной постановке аккурат к Радунице – дню поминовения усопших, следующему после Пасхи.
Может быть, в советские времена у кого-то из впечатлительных зрителей бежали мурашки по коже от ужаса, когда он видел незапланированный показ балета на экране телевизора, но в наше время всё это превратилось лишь в ностальгию, в прошлое, которое старшее поколение так любит вспоминать.
Программа ‘ВРЕМЯ’ от 19 августа 1991 года ГКЧП:
Источник: polsergmich.blogspot.com